И на мгновение в этом составленном из её тела кольце оказалась жёлтая луна, поливающая Пряный своим ехидным светом. И в момент, когда Мирка с моей точки зрения «обернулась» вокруг этого спутника, луна мне ехидно… подмигнула. Можно было бы списать на хреновое медвежье зрение, но смотрел я через привычный монокль и разглядел (да и запомнил) этот момент очень отчётливо. Несмотря на отсутствие направленного внимания, луна именно подмигнула, как этакий ехидный глаз. Причём тени повели себя соответствующим образом. То есть не воображение, а некий (ни хрена не понятный) объективный факт.
Частично я на этот подозрительный факт махнул рукой: дотанцевали, я даже пива (дрянного) глотнул, а Мирка хрен знает какого вина. Но вот после этого я решительно направился в Запазуху. Торчать под этим жёлтым буркалом становилось неуютно и некомфортно.
Впрочем разошедшаяся и довольная горничная мне устроила такую ночь, что я даже стал за её здоровье опасаться. Да и вопросы появились, на тему — откуда столько сил? Хотя на адреналине и не такое бывает, сам я никаких гадостей не чувствовал. А мысленно обращаться к Потапу в процессе длительного и разнообразного коитуса, с вопросом: а не чувствует ли он в трахаемом (и трахающем) теле Шута или ещё какую-нибудь постороннюю сучность… На такое я пока пойти не могу — и точка.
Около полудня девчонка всё же вырубилась, засопела в две дырки и мордашку имела довольно-удовлетворённую даже во сне. А я довольно потянулся, мысленно махнул лапой на всякое непонятное, хотел было заснуть, как в дверь заскреблось.
— Кому не спится в… день глухую? — недовольно и негромко пробурчал я себе под нос, чтобы не будить горничную.
Но — скреблись, чтоб этого скребуна. Так что поднялся, не став одеваться (ибо нехрен!), и высунул недовольную морду в распахнутую дверь.
— Ну⁈ — очень вежливо, потому что без ругани, произнёс я.
Одновременно встряхиваясь и задумываясь. Дело в том, что за дверью был явно не выспавшийся Ган. Но это нормально, хотя тот момент, что он скребётся, а не отсыпается, и ещё мне спать мешает — нетипичен. Так вот, дело в том, что причина нетипичности стояла немного в отдалении. Нянька-надсмотрщица Лидарёныша, Олра Лидари собственной персоной. Стояла в сторонке, с поднятой бровью рассматривала мое прекрасное обнажённое тело. Я на секунду было задумался, а не повилять ли мне задом-передом для полноты картины и обзора, но решил, что нафиг: у меня даже труселей не было, денюжку и ценности пихать некуда (а куда есть — я категорически не согласен!). А без денюжки услаждать Лидари стриптизом я не намерен. Да и за деньги — тоже, встряхнулся я, надел привычный оскал, подавил зевоту и вторично поинтересовался:
— Спрашиваю ещё раз: ну? — произнёс я. — Здороваться — не буду. Вы, уважаемые, меня разбудили, — после чего я душераздирающе зевнул, перестав сдерживаться.
Ган на этом сделал извиняющийся жест, слегка кивнув на Лидари.
— И я хочу знать: какого лешего?
— Ряд, видом Михайло, — наконец, развёзла пасть Лидари, оторвавшись от разглядывания меня. — Одевайся и спускайся, жду тебя в едальне.
Развернулась и утопала. А я, с трудом не бурча в голос, накинул шатны и сорочку, да и завалился в пустую, кроме Лидарихи, едальню. Где меня поджидал пусть дрянной, но но кофе, даже с плашкой мёда, что меня в малой степени со сволочизмом ситуации смирило.
— Надо сопроводить караван, видом.
— До какого владения? — мысленно вздохнул я — была надежда, что «пронесёт».
— Не до владения. До места встречи.
И начала Лидари трындеть, а я фигеть. Дело в том, что предстоял поход в сердце острова, не во владения данников, а в «нейтральную территорию». Причём сама Олра тоже с этим караваном идёт. Единственное, что хорошо, так это то, что большая часть маршрута пройдёт по реке, то есть в идеале — успеем до сезона дождей. И путь не по реке — день туда, день обратно, примерно. На кой идёт этот караван, для чего — Лидари не говорила. Типа «надо». И «надо» быть у порта Рачительного на рассвете завтра.
— На этом всё, видом, — выдала эта тётка, поднялась из-за стола и свалила.
— Козлы они, всё таки, — задумчиво констатировал я себе под нос. — Ладно, с учётом реки — даже полегче, чем могло быть. Хотя в реке тоже пакости хватает… — подумал и махнул рукой — ни черта не изменю, да и не откажусь.
Заказал у виновато зыркающего владельца гостиницы (хотя, как понятно, к нему и претензий никаких) побудку через шесть часов: дел куча, а отосплюсь на этом речном корыте. И направился дрыхнуть, позёвывая.
Пробудился, как заказал, вечером и до полуночи занимался снаряжением: проверял-обновлял револьвер, артефакты, одежду. Смазал кобуру и карман для скорострельников жиром: не лишнее будет. Просто огненные духи, осуществляющие выстрел взрывным расширением, воды, конечно, не боялись. Просто был маленький нюанс: взрывное расширение водяного пара делало из пистоля достаточно мощную осколочную гранату. Так что в пистоли пускать воду было нельзя, или следовало сушить перед выстрелом. На что может не хватить времени, между прочим.
Ну и тесак подточил: после слоняры я его почистил и забил, а на нём даже несколько зазубринок появилось, что не слишком хорошо.
До рассвета прощался с Миркой, что после вчерашнего привело девицу до ошалевших глаз и слюнки из уголка рта. Но ничего, оклемается к моему возвращению. И на рассвете направил аркубулюса к порту.
Где стоял относительно небольшой, но удививший меня корабль. Дело в том что я, учитывая речной маршрут, расчитывал увидеть что-то типа Бысрицы: парусно-весельную калошу с пришпандоренными водяными колёсами. И вот колёса-то были, только сам корабль явно делали не «из чего было», а под водяной двигатель. Бронзово отблескивающая обшивка, фактическое отсутствие мачт, да и в целом обводы этой калоши были «заточены» именно под колёсный двигатель. Да и пара вполне себе пушек на палубе, в этаких обитых металлом башенках, были на носу и на заде этого кораблика.
Впрочем, особо удивляться я не стал, скорее порадовался, что моё почтенство повезёт профильная калоша. И, широко оскалившись, направил аркубулюса на этот кораблик.
18. Щучье плавание
Встречающей делегации на шаланде не оказалось, а оказался матрос, в характерной кожаной юбке, загорелый до черноты.
— Почтеннейший видом Михайло Потапыч? — поинтересовался он, на что я кивнул. — Счастье приветствовать вас на Щуке.
Врал стопроцентно: на загорелой и немного пройдошистой физиономии было крупными буквами написано: «как же жарко!» и «как же я задолбался!» А вот счастья ни вообще, ни от моей персоны не наблюдалось.
— Капитан Флуман и уважаемая Лидари ожидают вас…
— Погоди, — прервал я гундёж матроса. — Куда скотину девать? — похлопал я по холке аркубулюса.
— Это-о-о… — задумчиво пропел он, но на мой хмык вскинулся, начав загибать пальцы. — Прощения просим, но в трюм ваша… ваш скакун не поместится. И люк невелик, и хранилище невелико, да и занято, почтенный. На палубе оставить? — залупал он на меня глазами.
— Это ты у меня спрашиваешь? — хмыкнул я. — Ну можно и на полу, наверное, — деловито огляделся я, вынужденно признавая правоту матроса: люки в полу этой калоши явно под аркубулюса были не «заточены». — Ваш корабль… хотя он же речной, — сам себе ответил я.
Ну а если что — когти у железного медведя есть, удержится. Ну а что повредит палубу — все претензии к Лидарихе и вообще, сами себе злостные потерпевшие.
Так что пристроил я аркубулюса в уголке, а сам потопал за матросом в недра этой Щуки. Кстати, что интересно, повёл он меня в надстройку спереди корабля, в которой как выяснилось и дверей не было, только вход через недра.
И в этой надстройке и торчал этот Флуман, на удивление — просто одарённый, а не владеющий. И сама Олра, небрежно меня попривествовавшая.
— Отплываем, — сразу же после приветствия бросила она капитану, и он задёргал за всякие верёвки, от чего раздался звон где-то в недрах корабля. Как я понимаю — что-то типа дистанционного управления всякими машинистами и прочими причиндалами корабля. — Пойдём на палубу, видом, потолкуем, — поднялась Лидариха, широко зевнув.